Подобно неторопливому танку первой мировой войны она неспешно передвигалась по коридору в своем строгом деловом костюме и в неожиданно маленьких розовых туфельках, отчего казалось, что они вот-вот проткнут паркет под давлением ее несокрушимой фигуры.

Ученики средних классов гоняли там же, в коридоре, не видя перед собой ничего – даже такой неодолимой преграды. Словно о стену, они ударялись о Колбасу. И тогда она молниеносно выбрасывала руку, хватала жертву и зажимала ее голову у себя подмышкой.

Столкновение не вызывало ни малейшей остановки в движении, и только пара сизых учащихся по правую и левую руку всю перемену кряхтели и набирались впечатлений, прогуливаясь в обнимку с Колбасой.

Колбаса не требовала дневник, портфель или привести в школу родителей. Все происходило молча. Надежно закрепленные под мышками головы пленников, с обратной стороны имели беспомощные зады, чем пользовались сподвижники жертв, отвешивая по ним прицельные тумаки.

Для нас, учеников старших классов, она угрозы не представляла, хотя и вселяла своей решительностью определенное уважение.

– Слушай, у тебя спички есть? – Шурик Шилкин явно торопился.

– Нету. С спроси у курящих…

Он меня не дослушал и куда-то делся. Мы стояли в коридоре в ожидании когда придет Михал Юрьич и откроет двери класса для урока математики.

Наконец, его долговязая фигура появилась в конце коридора. Он подошел к двери, поставил на пол потрепанный портфель, достал ключи и замер в недоумении. Пауза длилась несколько секунд. Все подошли поближе в ожидании открытия, но открытие не наступало.

Напряженно вглядываясь, Махаил Юрьич наклонился к замку, понимающе кивнул головой, выпрямился и точным движением руки выхватил из толпы Шилкина:

– Послушай меня, – в глазах Михаил Юрьича можно было отчетливо различить прыгающих чертиков.

– Что снова я? Я ничего не делал! – попытался вырваться Шурик, но Михал Юрьич крепко держал его за шиворот.

– Послушай меня, – рявкнул Михал Юрьич, – я не знаю кто это сделал, но передай ему, что он подлец.

– Та я не знаю…

– Ты просто передай, – Михал Юрьич отпустил воротник, и попросил заколку у девочек.

Я посмотрел на замок. Все понятно – он забит спичками. Но почему именно сейчас?..

На уроке географии собралось два класса. Учительница параллельного,то ли не пришла, то ли ее вызвали в районо… Так или иначе в одном помещении оказалось что-то около шестидесяти человек.

Тем, кто пришел позже мест не хватило. Вдоль стенки на полу, сидя на портфелях в ряд расположились Футя, Удод, Вица и Шила. Но они не унывали. Положение им представлялось романтичным выходом за пределы школьной рутины. Мне с местом повезло больше, и поворачиваясь назад я смотрел на них свысока.

В классе стоял гул похожий на пчелиный, и географичке никак неудавалось навести порядок от чего она все больше приходила в бешенство. Окрики и требования тишины не помогали. Урок для нее был мучительным, чего нельзя было сказать про учеников, которые чувствуя свою безнаказанность шумели все больше.

Вдруг меня пронзила острая боль в правой ягодице. Мне едва удалось сдержаться чтобы не вскрикнуть. Чертов гвоздь подумал я. Наверное вылез из стула. Я резко обернулся и посмотрел вниз. Но вместо гвоздя увидел густо краснеющего Фуцана.

Ржет, зараза, что я на гвоздь напоролся – подумал я.Тщательный осмотр сидения результатов не дал. Прошло пару минут и опять – бах! Острая пронизывающая боль. Я быстро обернулся и увидел Удода, который спешно занимал свое место у стены. Все ясно.

Я стал напряженно ждать. Бах снова резкий укол. Я вскочил, обернулся с рукой занесенной для удара, но сидящий рядом Бобо, заблокировал мой порыв, давая Вице возможность ретироваться. Спотыкаясь через портфели, он торопливо уселся у стены и ехидно заулыбался.

Интерес к происходящему у доски был окончательно утрачен. Оба класса в ожидании продолжения сфокусировались на нас. Прошло пару минут. Снова – бах! И я увидел как Шила, падая через ноги сидящих у стены соратников, бежит к своему месту у стены, зажав в ладони циркуль-ножку.

У меня перед глазами пошли красные круги. Буд-то со стороны я увидел как Бобо, с легкостью пушинки, вместе со стулом отрывается от пола и улетает в сторону. Еще миг – и я стою над краснеющим Фуцаном.

Удар! Как у Масутасу Ойамы – с поворотом кулака и точно в нос. Из Фуцана потекло и он поник. Участники концессии оказались удобно расположенными в ряд.

Не давая встать и опомниться, я прижал Удода коленом к стене и прицельно ударил в челюсть. Еще полсекуны и я стою над Вицей. Он успел повернуться и удар ему в глаз показался мне не достаточно акцентированным. Я замахнулся еще разок, но времени не было. Краем глаза я увидел, что пользуясь замешательством, Шила перепрыгнул через задние парты и по дальнему проходу рванул из класса.

От неожиданности происходящего все затихли. Я пытался преодолеть завалы тел и потрфелей, когда услышал за спиной азартный крик географички:

– Давно так надо было! Я видела, это все Шилкин придумал! – и тут же стадионоподобный рев шестидесяти голосов разорвал тишину.

Я вылетел в пустой коридор в погоне за Шуриком. Бешеный бег вниз. Мое тяжелое дыхание. Коридор. Лестница. Рваное дыхание Шурика. Третий этаж, снова лестница, левое крыло второго этажа.

Он хочет через боковую дверь на улицу – понял я. Там мне его ни за что не догнать. Звенит звонок с урока.

Правое крыло второго этажа. Коридоры заполняются учениками. Заканчивается лестница на первый этаж. Боковой выход закрыт. Шурик на миг смутился и расстояние сократилось.

Правой ногой я подсекаю его. Он падает на пол собирая на себя мастику с паркета. Я с разбегу налетаю ему на спину и еду верхом, рассекая густую толпу опешивших от неожиданности первоклашек. Я замахиваюсь для удара, но Шурик поврачивается ко мне со словами:

– Все-все-все, – он делает ладонью гипнотически успокаивающий жест футбольного орбитра, – мы квиты.

Красные круги тают. Я смотрю на его одежду и понимаю – да пожалуй мы квиты. Нам становится смешно.

Орудуя булавкой, Михал Юрьич добывал спички из замочной скважины. Перемена близилась к концу, и казалось, что урок будет сорван. Почему именно сегодня Шурик это затеял? – думал я. Почему именно сегодня?

Михаил Юрьич оказался опытным преподавателем и справился с чисткой замка неожиданно быстро. За нашими спинами раздался каменный звук :

– Дайте пройти.

Расталкивая в стороны учеников, первой в помещение зашла Колбаса. Потом Михал Юрьич потом все остальные. Зайдя в класс я увидел, как Колбаса делает загадочные движения своим необъятным телом возле задней парты, составлявшей единое железное целое с откидными сиденьями, отодвинуть которые не представлялось возможным.

Я присмотрелся и осознал, что она собирается за нее сесть. Вот уж действительно – безумная идея. Но зачем она здесь? А-а-а-а!..Так получается, сегодня открытый урок, и Шурик решил…

Михал Юрьич поставил портфель и положил журнал на стол.

Все притихли и заняли свои места. Колбаса повозилась еще немного и засунулась в парту, но выглядело это так, буд-то она надела парту на себя.

– Поприветствуйте учителя, – пробубнил себе под нос Михал Юрьич, вместо привычного «садитесь, дети, садитесь».

Ах да! Это же открытый урок. Все показательно встали.

– Можете садится.

Начался образцово-протезный урок в такой же могильно-отрешенной тишине.

Буц! Все посмотрели в стророну окон. Ничего – это наверное подоконник. Зима, снег, ветер.

Буц! На этот раз удар был занчительно сильнее. Подоконник, что ли болтается? Плохо если упадет кому-то на голову – все таки третий этаж школы.

Буц! На этот раз удар пришелся в стекло и оставил отчетливый снежный след. И сразу за ним очень сильно и тяжело – Буц! Стекло задребезжало. Михал Юрьич пытался сохранять невозмутимость и продолжать урок, но игнорировать происходящее было невозможно. Буц!

– Михаил Юрьевич! – раздался с задней парты командный голос Колбасы, – посмотрите – кто это там снежками бросается?

Михал Юрьич подошел к окну, поднял очки на лоб и подслеповато всмотрелся в снежную даль. Буц! Снежка ударила в окно прямо напротив его лица. Михал Юрьич непроизвольно отпрянул в сторону и произнес:

– Это Иордан, Райнов, и… и…- он снял очки со лба, осторожно приоткрыл оконную раму так, чтобы оставалась только щель и выглянул в нее.

Снежка со снайперской точностью влетела в предоставленную ей возможность, по касательной чиркнула безволосую голову Михал Юрьича, изменила траекторию и смачно ударилась в потолок, оставив на нем небольшой сугроб.

– И Ропотан, – по инерции договорил Михал Юрьич, на ходу доставая огромных размеров белый платок и промакивая им, таких же огромных размеров веснушчатый череп так буднично, словно все это происходило с ним едва ли не каждый день.

Пафос открытого урока был утрачен. Глупость ситуации подчеркивали капли талой воды, падающие с потолка прямо на учительский стол. Не желая участвовать в балагане, пыхтя и отдуваясь, Колбаса, так и не дождавшись звонка, остервенело сдирала с себя парту.

– После урока, Михаил Юрьвич, зайдете ко мне в кабинет, – раздался голос от куда-то из ее недр, и дверь за спиной закрылась.

Михал Юрьич обреченно кивнул и плюхнулся на стул, держа в одной руке очки, в другой платок и пытаясь протирать одно другим. Потом он в задумчивости достал из кармана пиджака пачку папирос “Salve”, посмотрел на нее как в первый раз и пробормотал:

– Спички, спички. Зачем я ему дал спички?

Эпилог.

– Ну да, – с жаром говорил Иордан, – мы думали, кому бы снежки покидать? А кроме него никто же юмора не оценит. Ну тут Роби…

– Я со всей силы кидаю снежку, – Роби страшно округлил глаза, – а окно почему-то приоткрывается, и я вижу, что сейчас ему прилетит прямо в голову. И тогда я выскакиваю из-за куста и машу руками – Уходи! Уходи!..