— И все же, и все же…

 — Что тебя гложе? – в рифму продолжил Дима.

 — И все же не могу понять. Как говорят американцы: «Если ты такой умный, то где твои деньги?».

 — В смысле? – не понял Дима.

 — Ну, пусть не деньги, но какие-то определенные практические, овеществленные результаты твоих потусторонних знаний и умений.

 — А какие бы тебя устроили? – продолжал недоумевать Дима.

 — Да какие угодно. Может, роскошный особняк, может, известность…

 — Зачем, чтобы в нем убирать и пугать привидений?

 — Ну, должны же быть какие-то удовольствия. Или даже нет, не удовольствия, а подтверждения того, что вся «реальная картина мира» действительно реальна.

 — Если тебе надо, то можешь про реальную картину хоть книжку написать. У меня нет потребности убеждать кого-либо.

 — Я не говорю убеждать или доказывать. Для меня и так все достаточно реально, но все-таки. Если мир интегрален, то должна же быть связь по типу «что вверху, то и внизу»? А если так, то почему ты не используешь свои знания для достижений…

 — В мире теней? – с ухмылкой продолжил Дима.

Я не нашелся, что ответить, и в воздухе повило напряженное молчание. Первым его нарушил Дима:

 — Дело в том, что на применение такого рода умений в нашем мире накладываются ограничения. Более-менее свободно можно заниматься целительством, как СВ, и то с оговорками. Ну, в общемто, и все.

 — Какие такие ограничения?

 — Наш мир имеет определенную степень упорядоченности – сорок на шестьдесят. Сорок процентов хаоса и шестьдесят упорядоченности. Вот эти шестьдесят – законы существования нашего мира. Чтобы мир был устойчив, законы должны соблюдаться. Иначе он развалится. Проявление разного рода сверхъестественных умений, выходящих за рамки договора-описания нашего мира, преследуется.

 — Преследуется кем, инквизицией?

 — Когда-то инквизицией. Сейчас над ней смеются, а тогда было не до шуток. Папа римский в свое время даже издал буллу, запрещающую левитировать во время богослужений.

 — Ну а сейчас-то не запрещено?

 — С чего ты взял? Свойства, не относящиеся к миру соответствующего уровня, запрещены к использованию.

 — Но кем?

 — Высшими иерархиями. Злоупотребляющих ограничивают в правах.

 — Ну, если сверхъестественные умения существуют, то все-таки можно их применять? – не унимался я.

 — Можно. В ограниченных количествах. Для целительства или творчества какого-нибудь. И то в общепринятом виде. Как Микеланджело, Леонардо да Винчи, Тесла. А чуть что – сразу Джордано Бруно.

 — Ну, хорошо, а почему ты не займешься целительством? Дима раскрыл на меня глаза.

 — Целительством? Ну, во-первых, там надо точно знать, какой завиток за какую внутренность отвечает, а то можно такого накрутить, что потом не починишь, а во-вторых, мне медицина неинтересна.

 — Ладно, пусть не целительством, но свое зрение же ты в состоянии  восстановить?

 — Ты имеешь в виду это? – Дима указал на очки. – Ну, во-первых, ослабленное зрение снимает жесткую фиксацию на материальных объектах и облегчает полевое видение, во-вторых, возникает меньше вопросов на тему «куда я смотрю», а в-третьих, они мне просто идут.

 — Допустим, а творчество, например?

 — Так я же и занимаюсь. Программированием.

 — Но я другое имею в виду…

 — Я тоже, – Дима многозначительно посмотрел из-под очков, – а убеждать окружающих в очевидных вещах, заведомо им не доступных? Тебе интересно, потому что ты сам начинаешь лучше разбираться в теме, объясняя кому-то. Ты когда наверх за новой порцией стихов выходишь, твою спицу с другого конца города видно. Выходы сильные, толку, правда, маловато. Я так не делаю.

Я онемел от осенившей меня догадки.

 — Послушай, – осторожно спросил я, – а ты мне метку в кокон случаем не вбрасывал?

 — Да, – Дима настороженно посмотрел на меня.

 — А зачем?

 — Чтобы проще было тебя находить в тундре. Обычно ты заметен только в моменты выхода на инфоуровни Земли, а с меткой все время.

Я набрал побольше воздуха и разом выдохнул:

 — Так ты тот самый сканер, про которого мне говорил СВ?

 — Да, – как-то буднично ответил Дима и усмехнулся в бороду,-интересное название – «сканер».

Воспоминания о тех событиях нахлынули на меня с новой силой.

 — И меня он тогда вышиб именно потому, что увидел твою метку?

Дима на мгновение задумался, вокруг меня привычно шевельнулось поле.

 — Да.

 — Но  почему?

 — Не знаю. Может быть, он решил, что ты засланный казачок, а может, еще что, – Дима пожал одним плечом, – не знаю.

 — Но если тебе все это не нужно, то почему ты столько времени и сил потратил на меня? В чем здесь смысл?

Дима блеснул очками и вздохнул:

 — Так, кармические долги. А ты совсем не помнишь?

Закрыв глаза, я задумался, и вдруг у меня в голове одна за другой вспыхнули картины: рисунок «дракон и девушка на канате», клинок в черепе скелета, лежащего в средневековом замке, и высокое парение серебристого дракона.

 — Ты что, меня в прошлой жизни убил? – словно со стороны я услышал свой внезапно потерявший твердость голос.

 — Что? – брезгливо поморщился Дима. – Нет, просто я сделал тот клинок…

 — Ага, твое волшебно-техническое творчество – жезлы, стилеты, браслеты, амулеты?

 — Да, – с достоинством кивнул головой Дима, – правда, за то, что я раздавал изделия кому попало, получил понижение. Теперь вот исправляюсь. Веду себя скромнее.

 — В роли бенефактора тебе спокойнее?

 — В роли чего, кого?

 — Бенефактора. Так Кастанеда называл учителей, непосредственно воздействующих на полевую структуру ученика. Когда я чего-то не понимал, ты поглаживал кокон, чтобы подправить структуру?

 — Да, особенно пока не освободили дракона. Он по синапсу дергал диск и искажал конфигурацию.

 — И когда ты пожимал одним плечом, то…

 — Да, я подправлял отклоняющийся диск.

 — Тогда световодность кокона увеличивалась и становилось легче самостоятельно осознавать и приходить к выводам, верно?

 — Да, – Дима пристально всмотрелся в пространство возле меня.

Я не нарушал возникшей паузы, и через несколько секунд у меня в голове прояснилось.

 — Подожди, я, кажется, очередной раз понял, понял, что означает собирать энергию, как и для чего это делать! Собирать энергию и упорядочивать сознание, по сути, одно и то же! Слово «собирать» в отношении энергии следует применять не в смысле «накапливать», а в смысле «construct» – выстраивать, организовывать, снижать энтропию системы, производить сборку максимально совершенной конструкции, на которую способно твое сознание. Даже если нет прямого видения, упорядоченность кручений эфира в коконе, его состояние и динамику изменений можно оценить, читая события, как знаки. В конечном счете задача фонаря освещать темные места, и от прозрачности стекол зависит освещенность окрестностей. Чем меньше осознанности, тем гуще потемки со всеми вытекающими… Единственный способ улучшить ситуацию вокруг – увеличить световодность кокона, согласуя его со светом точки сборки. Нам следует выстраивать эфирные кручения, «собирать энергию», создавая устойчивые и согласованные с текущим временем формы, – я с сипением набрал воздух в легкие, – а это и есть творчество. Одно только не понятно, почему СВ говорил, что сила заключена здесь, – я похлопал себя пальцем по лбу, – ведь центр силы – точка сборки.

Я замолчал, закрыл глаза и перевел внимание в место между лопатками. Фокусируясь все сильнее, я старался рассмотреть подробности устройства головы витрувианского человека и вдруг увидел, как на его голове нагрелось и засветилось кольцо.

Темная, похожая на терновый венец надпись на нем накалилась, проступая горящими буквами и превращаясь в лучистую корону. Кольцо светилось все ярче и наконец, ослепительно вспыхнув, рассыпалось искрящейся пылью. В моей голове возникла восхитительная легкость, сопровождаемая незнакомым чувством свободы.

 — Он имел в виду, что надо избавить мысль от власти десятого кольца, «что правит всеми»? Освободить мысль, заключенную в кольце эго, отлитом в огне Роковой горы? – прохрипел я непослушным голосом.

 — Да, –  поднял брови Дима, выходя из глубокой задумчивости.

 — И ты помог мне сейчас от него избавиться?

 — А? Нет, ты все проделал сам.