65. Pцы Aз

Упоминания о БА и КА нередко использовались в сочетании с Мер, словом, означающим особый вращающийся свет. Все трое образовывали колесницу света Мер-Ка-Ба. Так древние называли крутящийся свет, создающий пространство и материю.

Но вот слово «мер», означающее свет… Стоящий в центре Земли полевой кристалл – центр восприятия планеты, в текстах называется гора Меру, то есть гора света. Получается, тот, кто умер, оказался у Меру, возле горы Меру, или у света. Мерцать, меркнуть… Да и слово «мир», судя по звучанию, имеет то же происхождение.

 Слово«камера», в современном языке означающее замкнутое помещение, разбитое на слоги «ка» – «ме» – «ра», превращалось в объем, содержащий свет, а камертон – в тон звучания камеры. В идеале это, наверное, звук творения Ом, Аум, Аминь, хотя в последнее время мне все чаще почему-то слышался похожий на звон металлического диска циркулярной пилы «дзом».

Мировинги – светящиеся крылья? Возможно, их так называли потому, что  не удавалось рассмотреть за их  спинами крылатых союзников полностью. Впрочем, их предшественник Мерлин, вероятно, имел полностью проявленного орла.

И может быть, шумеры – те, кто происходит от света «Мер», а «шу» хотя и означало по-древнеегипетски воздух, судя по звуку то же, что и китайское «чи», очень похожее на шипение змеи по имени кундалини. Мои лингвистические изыскания носили, безусловно, любительский характер и не могли служить достоверной опорой для окончательных выводов, но зачастую подсказывали плодотворные направления.

Логика этимологических исследований естественным образом привела меня к необходимости осмысления букв. Их начертания вдруг предстали передо мной, как изображенный на куске старого холста в каморке папы Карло очаг. За ним определенно скрывалась какая-то тайна. Ее завесу мне уже удалось проткнуть острым носом любопытства, и теперь я жадно прильнул к образовавшейся дырочке.

 Конечно же – ведь когда-то буквы имели свои названия! Помнится, как в начальных классах школы все от учеников до учителей надсмехались над церковно-приходской методой обучения чтению по названиям букв. Какими глупыми казались учителя словесности прошлого. Но зато в наше просвещенное время золотой ключик к внутреннему содержанию слов оказался лежащим на дне старого пруда, затянутого бурой тиной.

Впрочем, едва погрузившись в тематику, я выяснил, что она давно и тщательно проработана, правда, в каком-то тупиковом направлении. Достижение практического результата с помощью конструирования и  применения  слов-заклинаний  мне  виделось не столько через присвоенные им смыслы, как предлагалось исследователями азбуки и глаголицы, сколько через их вибрацию.

В некоторых источниках авторы краем касались этой идеи, но не более того. Звучание слов рассматривались только с акустических позиций, но для меня было очевидно, что реально действующие вибрации модифицируют неоргаников, изменяя интерференционную картину пузыря рассогласования.

Практическим искусством владения словом, по-видимому, обладали мастера-целители, заговорами лечившие людей. Особенно впечатляли достижения Эдварда Линдскалнынша, в одиночку создавшего свой замок из каменных монолитов и утверждавшего, что он открыл секрет строителей пирамид. Его соседи время от времени слышали особый свист, с помощью которого он якобы и двигал многотонные  глыбы.

Итак, по буквам слово «мера» читалось так: «мысль-есть-рцы-аз», где  слово  «есть»  означало  «сущность», «рцы» – «изрекать»,«аз» – «я», что в переводе на современный означало: «Мысль есть изречение я». Но если Мера – полевой кристалл Земли, то и кристалл, и по большому счету сама Земля есть мысль Аз. Побуквенное прочтение имени Ра – «рцы аз» означало «я изрекающий», а значит, действительно: «Вначале было слово, и слово было у Бога…». Слово – вибрация, создающая наш мир.

Заново  пересобрав  колесницу  света  древних, обозначаемую «Меркаба», я получил совершенно новое сообщение, пояснявшее, что «мысль есть вибрация подобная Аз». Для меня заново открылось, что «я» и «аз», относятся к разным«я».

В азбуке «я» означало «имеющий имя», а «Аз» был тем самым искомым «я». Говоря по-старославянски, я был занят поисками «Аз». Казалось бы, бесполезное копание в знаково-символьных системах прошлого позволило преодолеть затруднение, каждый раз возникавшее у меня при вопросе «вы – кто?», скрывавшем в себе два совершенно разных вопроса: «как ваше имя?» и «кем вы себя считаете?». Если первый касался «я», то второй относился к «Аз».

Новым смыслом наполнился даже «Азкабан» из «Гарри Поттера». Название незаметно сообщало читателю, что в нем удерживаются не только БА и КА, но даже АЗ, лишая узника возможности действовать на тонких планах. Священный звук творения «Ом» совершенно недвусмысленно указывал на Творца – «Он – Мысль». Впечатление становилось еще сильнее при обращении к «Аминь» – «Аз-МысльИже-Наш-Сокровенный».

Теперь следовало найти ответ на вопросы, что есть сознание и что есть внимание? Без глубокого понимания явлений и процессов, стоящих за ними, все строение казалось мне зыбким и ненадежным.

Общепринятое толкование слова «сознание» как некоего совместного знания всегда казалось мне подозрительным, несмотря на солидный вид словарей и бесчисленные уговоры авторитетов«верить».

На помощь снова пришел все тот же церковно-приходской «ключик» открывающий  внутренние смыслы современных словаббревиатур. Побуквенное произнесение «сознания» звучало как «слова – он (отец) – знание» и указывало на «знание Его слова». Давно занимавшее меня «Совершенство» теперь воспринималось не как раньше «совместно сделанным», а «Вершенным Его Словом».

Внимание, внимать, прислушиваться. Хороший приемный тракт отличают две вещи – направленность и низкий уровень собственных шумов. Чем точнее направление на источник и чем меньше привнесенных ошибок, тем вернее и полноценнее получаемые представления об объекте исследования.

Пока человек внемлет, он молчит или попросту нем. По буквам – «наш-есть-мысль», и в этот момент никакого тебе «рцы» и тем более «глагола». И чем глубже молчание, тем полноценнее восприятие.

Внутреннее безмолвие – первое и обязательное условие в достижении восприятия  света, а значит, свет – само безмолвие. И если КА есть свет, то, должно быть, истинный «я» – безмолвный свет, а внимание – направленный поток безмолвного  света.

Однако подобного рода любительские этимологические изыскания, похожие скорее на домыслы и интуитивные догадки, не могли принести удовлетворения. Практический результат требовал постижения реального устройства и сознания, и внимания.