Скользя сфокусированным направленным вниманием по поверхностям дисков кокона, я воображал себя лучом индикатора кругового обзора. С каждым проходом луча на поверхностях оставалось все меньше шероховатостей и зацепок, а скольжение становилось все более легким и управляемым.

Мало-помалу мне удалось преодолеть онемение в полевых дисках, от чего в пространстве  вокруг себя я ощущал нечто наподобие возвращения чувствительности  затерпшим конечностям. Лучи-пересечения дисков теперь настырно упирались в место между лопатками со всех двадцати шести направлений.

Дальше я просто следовал «считанным» стихотворным текстам. В дополнение к ним мне вспоминалось пожелание от СВ многолетней давности, но звучавшее в свете новых событий неожиданно свежо и здраво – «научись доверять себе». Теперь мне казалось вполне понятным, кто кому должен научиться доверять. Фактически мне предстояло установить связь между БА и КА. Время от времени я рассуждал на эту тему.

Близнецы КА и БА. Бессмертный нерожденный КА и его воплощенный брат-близнец БА – таким виделся египетским жрецам человек, пришедший в проявленный мир. Но теперь я, кажется, начинал понимать, что они имели в виду.

Свет Леты, персонализированный в луче бессмертного КА, пронизывает лежащих в бесконечном мироздании неоргаников, собирая новую конфигурацию для будущего живого существа. И уже обрамленный концентричными дисками, подобно солнцу в окружении невидимых орбит, он продолжает свой путь к воплощению.

Достигнув планеты, тень от колец, озаренных Светом, падает на пар жизни и формирует наши полевые тела. Проходя сквозь шаблон человеческой формы, свет КА создает такое иллюзорное, но от этого ничуть не менее убедительное физическое тело внутри кокона восприятия.

В целом складывалась картина, очень похожая на свет фонаря в тумане. Нить накала – источник света, насечки на стекле – кольца, диски, туман – пар жизни. Узор, отраженный в капельках тумана, можно со всей смелостью назвать интегральным телом, включающим в себя и физическую, и полевую компоненты.

Если лампочка по какой-то причине выключалась, то интегральное тело в тот же миг прекращало свое существование. Сам фонарь не исчезал. Он пребывал в темноте в ожидании нового луча света, чтобы зажечь свой «огонь изнутри». Что же касается интегрального тела со всеми его формами – мыслями, чувствами, впечатлениями от своего «я», – то оно исчезало безвозвратно.

Но почему после воплощения КА остается забытым, не видимым и не слышимым своим смертным двойником? И почему только крайние и безвыходные обстоятельства, требующие полной мобилизации сознания, вынуждают БА и КА заново налаживать связь?

Ведь мы с ним единое целое. Пусть не навсегда, пусть на время жизни, но тем не менее.

Очевидно, что устранение из современного продвинутого мира остатков представлений о КА ослабляло и без того нитевидную связь с БА. Связь не то чтобы исчезала совсем, она скорее переходила в формат бессознательного общения. Невостребованное умение БА обращаться к КА постепенно угасало, и запросы, направляемые с его точки зрения в никуда, становились все более редкими и все менее выраженными.

Для КА запросы, идущие «снизу», вероятно, выглядели, как изображения на экране телевизора, изредка пробивающиеся сквозь эфирные помехи. Он даже дремал, когда сквозь пелену шума ему стотысячный раз прокручивали одно и то же. Можно было с уверенностью сказать, что «телевидение» давно утратило интерактивность.

Йога виделась мне единственным эффективным средством, позволяющим проложить тот самый кабель связи между мирами БА и КА для увеличения подачи света висящему в тумане фонарю. Когда я задумывался об этом, то казалось, что практическая реализация творческой функции сознания близка как никогда.

Парадоксальное выражение «творческая функция сознания» для нас, привыкших считать сознание пассивным приемником внешних впечатлений, ласкало мой слух почти как кастанедовская «активная сторона бесконечности».

Очевидно, вся загвоздка состояла в эго, присвоившем право действовать от всего интегрального существа. Оно приковало к себе внимание БА, буквально не давая ему «поднять голову». Теперь БА оказался настолько поглощен и зашумлен программами эго, что отличить их друг от друга стало так же трудно, как отделить воду от бегущей по ней волны.

Завеса эго не позволяла БА безоглядно полагаться на сообщения от КА. К тому же количество посторонних соображений, витающих повсюду, было настолько велико, что выделить из информационной лавины именно свой источник представлялось возможным только после длительных сосредоточений в тишине и одиночестве. А в современном мире длительные уединения не всегда достижимы, но зато всегда подозрительны.

Из средств связи оставались только сны и интуиция. Но и они подвергались жесткой цензуре со стороны эго, принуждавшего действовать исходя из «рациональных соображений» и «социальной

адекватности», фиговым листком прикрывающих борьбу физического тела за выживание. Несмотря на широкий спектр переживаний, вызываемых эго, было очевидно, что средство воздействия у него всего одно – страх.

Страх смерти, боли, унижения, страх темноты, страх высоты, утраты достигнутого, страх недополучить наслаждение и так далее до бесконечности. Не само страдание, зачастую несущее очищающую функцию, а именно его страх служит эффективным инструментом ограничения и подавления, порабощающим физическое тело, мысли и чувства.

Страх служит мобильной, портативной, полностью адаптированной к пользователю тюрьмой. По мере разрастания она становится невидимой ловушкой, побег из которой не возможен по той простой причине, что нахождение в ней – дело добровольное. И хотя следовать страху побуждает негативный опыт прошлого, он всегда направлен в будущее, в котором заранее расставляет ограничивающие флажки.

Но все же главным препятствием на пути освобождения сознания древние считали невежество. Основным источником грехов восточные философы называли невежество, определяемое ими не как безграмотность, а как незнание своего  «я», из чего следовал единственно возможный вывод: «nosce te ipsum».

Забавно, но еще Фрейд утверждал, что «я» в большой мере бессознательно. Теперь со всей очевидностью становилось ясно, что осознавание себя как света, свободного от препон и ограничений, накладываемых эго, и есть путь постижения «я». Мрак не объял света, но все же свет здорово в нем подзаплутал.