Букашка неподвижно сидела на оконном стекле в сосредоточенной задумчивости. Судя по всему, она решала непростую задачу выбора пути. Безоблачное голубое небо за стеклом и равноудаленность от оконной рамы лишали ее ориентиров и привязок, способных помочь определиться с направлением.

Мне было проще. Сегодня мне предстояло выяснить, кто такой «я», действующий от моего имени и умело спрятавший свою суть в последней букве алфавита. Бесчисленное множество предпринятых ранее попыток, так и не давших результата, не могли служить отговоркой или поводом отказаться от решения вопроса. Было ясно окончательно и бесповоротно: до тех пор, пока ответ не будет найден, дальнейшее продвижение невозможно.

Кто знает, может, именно поэтому СВ на каждой нашей встрече не без ехидства допытывался – выяснил ли я в конце концов что мне надо? Ведь прежде требовалось ответить на другой вопрос – кто есть «я», которому что-то может быть нужным, а что-то, наоборот, ненужным.

Но кто же в конечном счете «я» – тело, мысли, эмоции или набор привычек и поведенческих реакций, направленных на поддержание тела? Может быть, «я» – могущественное забывшее себя сознание, попавшее под гнет бесполезных связей, отношений, представлений, комплексов, страхов, суждений и прочих хаотизирующих нагромождений? А может быть, я мираж, иллюзия, которой нет?

Неудачи в обнаружении «я» все чаще приводили к мысли, что, несмотря на всю свою навязчивость, «я» фактически не существует. Впрочем, для меня эта мысль была не нова. Когда-то давно мои первые попытки ухватить «я» дали несколько неожиданный результат в виде трех притч на японский манер.

Первое  исчезновение.

Это было в те времена, когда Дзен был еще маленький, а все вокруг большими. Однажды во время сна он ворочался в постели, из-за чего свалился на пол. Толстое одеяло, в котором он запутался, смягчило удар и падение осталось незамеченным. Когда же он проснулся, то увидел, что кровать пуста. Он испугался и подумал: «Какой ужас! Меня нет!». А потом вдруг понял: «А ведь меня действительно НЕТ!».

И тут….

Хмурое утро.

Однажды в воскресное утро, которое показалось Дзену, слишком мрачным для выходного дня, он позволил себе предаться размышлениям о превратностях судьбы.

 — Как много вокруг неприятностей, а ты один, – ритмично убеждал его внутренний голос.

 — Да, действительно, – вздыхая, соглашался Дзен, – их много, а я один. Вот если бы «я» не стало, в какое дурацкое положение они бы все попали.

Он представил себе, как пришли неприятности, толкутся и спрашивают друг друга:

 — Куда девался Дзен? Почему его нигде нет?

Дзен спохватился: «А ведь меня-то действительно НЕТ!». И тут у него…

Большая  стирка.

В тот день Дзен затеял Большую Стирку. Он смотрел на созданную им реальность в виде белья, вращающегося в потоках воды и пены.

 — Нет, – подумалось ему, – никогда белье не догадается, что на самом деле его крутит электромотор. Оно и понятия не имеет о том, что находится вне бака…

 — Впрочем, – продолжал рассуждать он, – мотор тоже не догадывается о существовании электростанции… Вот так и мы не догадываемся о том, что нами движет. Может оказаться так, что в конце цепочки никого и нет…

 — Стоп! – замер Дзен. – А ведь меня-то действительно НЕТ! И тут у него наступило просветление.

Конечно, следовало признать, что достигнутое на тот момент просветление носило какой-то локальный и неустойчивый характер. Как только мне удавалось занять место нового наблюдателя, новым «мной» тут же присваивалось внутреннее «я» и процесс погружения в глубины сознания становился погоней за собственным хвостом.

Понимая, что каждая следующая неудача в поисках отдаляет от успеха все больше, я собирался с силами, глядя в окно. Мое внимание опять привлекла к себе букашка, наверное, просто потому, что  она  была  единственной  неоднородностью  на  свежевымытом окне.

Продолжая смотреть расслабленными глазами в пространство за стеклом, я ощутил в межбровье легкий вихрь и вокруг букашки явственно проступили очертания ее круглика. Он был обозначен всего лишь парой колец, лениво ползущих по однообразной траектории.

И чем, интересно, вызвано такое однообразие? Возможно, она думает все время одно и то же или напевает один мотивчик. Впрочем, положение у насекомого явно незавидное. Что бы делал человек, оказавшийся в пустыне, без возможности ориентироваться и с ограниченным ресурсом существования?

Скорее всего, любой попавший в подобного рода переделку читал бы молитвы, мантры, наконец, просто задавался вопросом – «как быть»? А потом прислушивался бы к себе – не снизойдет ли решение. Как говорится, под артобстрелом атеистов не бывает.

А откуда может прийти решение, если в пустыне, кроме букашки, никого нет? Единственный, к кому может обратиться владелец физического тела, – его круглик. А может, оно так и есть? Букашка и ее круглик давали возможность взглянуть на ситуацию со стороны.

Как там у Пелевина: «Нету у тебя Петька никакой души…». Точно! Нет у букашки на стекле никакого круглика. Это у круглика есть букашка. А вот ее круглик сфокусировался на планетарном вихре, засвеченном точкой сборки, и уже потом вокруг нее выросло букашкино тело – брюшко-лапки-усики.

Круглик – создатель букашки. Но, очевидно, она ничего о своем происхождении не знает, иначе непременно обратилась бы к круглику за советом. Впрочем, что я могу об этом знать, может быть, между ними идет непрерывный диалог.

Она:

 — В каком направлении мне двигаться? А он:

 — Сиди на месте. Все равно никуда своими силами не доберешься, только последний ресурс израсходуешь. Надо немного подождать. Придет хозяйка и сметет тебя тряпкой в ведро, где много вкусной еды.

Но кто участвует в диалоге, может, эго и интуиция? Может. Но что прячется за этими словами? Эго в переводе с латыни означает «я», а интуиция с той же латыни означает «созерцание».

Кто из них истинное «я», а не то «ложное эго», вечно лезущее вперед, загораживая собой другие многочисленные «я»? А вдруг «я» они составляют все вместе? Но отчего же «я» воспринимает другие компоненты интегральной структуры как отличные от себя?

«Я» отождествляет себя с чем угодно: я вымазался, говорим мы, испачкав одежду, я поранился, говорим мы о теле, я думаю, я чувствую, говорим мы о мыслях и ощущениях. «Я» имеет кучу посредников и не является никем из них. Возможно, эго – набор программ, заявляющих о себе «я». Возможно. Но возможно и другое…

Удивительно, как одно слово, даже одна буква может кардинально изменить смысл не только предложения, но и всей книги. Однажды мне на глаза попалась статья исследователей арамейского языка, утверждавших, что с учетом его семантики предложение «Я есмь Путь и Истина и Жизнь, и никто не приходит к Отцу иначе как через меня» следует читать как «Я есмь Путь и Истина и Жизнь, и никто не приходит к Отцу иначе как через Я». Вот уж действительно: nosce te ipsum – познай себя.

В первую очередь я решил прибегнуть к своей интуиции, той самой, что с латыни переводится как «созерцание», или «сосредоточенное созерцание». Ведь японское слово «дзен» и китайское «чань», означающие «сосредоточенное созерцание», берут начало от санскритского «дхьяна» – третьей ступени раджа-йоги и седьмой ступени аштанга-йоги Патанджали.

Склонившись над тетрадкой, я выстроил «антенну» над головой, вплел волокна, исходящие из кисточки на ее конце в галактический поток, и приготовился  к прямой считке. Итак, еще раз…. Я не тело, не диски, не союзники, не элементы полевых структур кокона. Кто есть «я», и кто есть эго, говорящее от моего имени? Пошел текст, и я стал записывать: