57. Kундалини

 — Вот, примерно так, – закончила Ната и еще раз критически осмотрела рисунок, – теперь надо понять, что это такое.

Я заглянул в тетрадь. На рисунке были изображены три одинаковые незамысловатые конструкции, расположенные одна над другой. Каждая складывалась из набора длинных и узких прямоугольников образующих перевернутую пирамиду.

В основании находился один прямоугольник, заштрихованный под углом в сорок пять градусов в обе стороны. На нем располагались два таких же прямоугольника, симметрично выступающих вправо и влево от центра. Они тоже были заштрихованы под сорок пять градусов, но каждый в одну сторону и навстречу друг другу. Над ними симметрично располагался третий прямоугольник без штриховки шириной в полтора раза больше двух нижних.

Ната утверждала, что рисунок ей во сне передал лично СВ со словами:

 — Ты знаешь, что это такое? Это три главных центра.

На другом листе были изображены многочисленные квадраты с полосками и окружностями внутри.

 — Он так и сказал – три главных центра?

 — Да. Я даже не понимаю, как я так четко запомнила все таблицы.

 — Правда, вот здесь одни прямоугольники. Что имеется в виду под центрами? Хотя, ты знаешь, я, кажется, понял – здесь просто вид на диски с ребра. Тот, что в основании заштрихован в обе стороны…

 — Он имеет два встречных вращения, – подхватила Ната.

 — Так. Два следующих…

 — Как Инь и Ян.

 — У них по одному вращению. Они похожи на сцепленные шестерни и тоже вращаются навстречу друг другу.

 — А верхний – зеркало.

 — Наверное, становится зеркальным, когда кручения нижних сбалансированы. Понятно. Теперь, что это за центры?

 — Манипура, анахата и аджна?

 — Судя по всему, они. Но ведь никто не мешает нам и все остальные привести к тому же виду. В общем, понятно – можно начинать.

Мы развернули коврики в нашей Белой гостиной и выполнили полуторачасовую последовательность асан. Усталость и зажатость, накопленные за рабочий день, постепенно улетучились, уступив место чувству легкости и парения. Наступило время созерцания.

Привычно усевшись в лотос, я, как всегда, обратил внимание внутрь, скользнул из головы по позвоночнику на уровень манипуры и приступил к построению пирамиды из дисков. Вопреки опасениям первый диск обнаружился почти сразу, и стоило только волевым усилием придать ему предписанные в инструкции кручения, как над ним естественным образом проступили еще два диска в полном соответствии с рисунком.

Я сделал осторожный вдох. Диски подобно двум шестерням легко и бесшумно закрутились на меня. Выдох. И тут же шестерни поменяли направление и стали вращаться от меня. Третий диск появился не сразу.

Пришлось еще разок спуститься к первому и раскрутить его посильнее. Еще несколько вдохов-выдохов, и над двумя средними дисками появился еще один. Как и ожидалось, он был неподвижен.

С ребра он выглядел матово-белым, а его поверхность, судя по отблеску, была зеркальной. Еще несколько осторожных растворяющихся вдохов-выдохов потребовалось, чтобы окончательно удалить легкое волнение поверхности, на которую мне никак не удавалось посмотреть в упор.

Отъюстировав конструкцию на манипуре, я двинулся дальше. Процесс шел легко и управляемо. Завершив построения на аджне и не зная, как поступить дальше, я сделал в голове воображаемое сальто и все-таки заглянул в зеркало верхнего диска.

Оно сияло, как вогнутое зеркало небольшого телескопа, но ничего определенного в нем рассмотреть не удавалось. В центре блестящей поверхности мое внимание привлекло прозрачное пятно. Я сделал еще одно усилие и заглянул в него.

Моему внутреннему зрению открылся пустой серый слабоосвещенный тоннель круглого сечения. По его стенкам тянулись несколько бело-лунных светящихся нитей. В некоторых местах коридор поддерживался кольцами из таких же светящихся нитей. Коридор плавно изгибался, не давая заглянуть дальше вглубь.

Со скоростью улитки я двинул внимание вперед. И вот он, долгожданный свет в конце тоннеля, но, правда, какой-то тусклый и белесый, похожий на застывающее олово. Больше ничего интересного.

…Удар был внезапным и стремительным. Под ураганным порывом раскаленного ветра мое опаленное внимание закувыркалось, беспомощно наталкиваясь на стенки. Все вокруг заполнила вспышка белого матового света.

Наконец мне удалось остановиться и я замер. Спустя некоторое время очертания тоннеля проступили опять, но теперь он был наполнен чем-то ослепительно ярким. Несколько взглядов вскользь повергли меня в трепет. Рядом со мной, занимая практически весь объем тоннеля, светилась и переливалась гигантская, как будто ртутная, кобра.

Одновременно я мог видеть только небольшую часть кобры, и оценить ее размеры было возможно, лишь поочередно заглядывая в противоположные концы вытянутого по струнке и слегка вибрирующего тоннеля. Где-то далеко-далеко в моем сознании туго натянутой струной звучало «кун-да-ли-ни-кун-да-ли-ни».

Собравшись с духом, я двинул внимание вверх, чтобы посмотреть на голову змеи и вообще оценить последствия. Некоторое время я двигался вверх вдоль светло-прозрачного тела кобры без изменения окружающей картины. Когда наконец удалось подняться на уровень макушки, передо мной открылась удивительная и несколько комичная картина.

Огромная голова змеи с раскрытым капюшоном покачивалась из стороны в сторону перед моим буддой. В руках будда держал, нет, не флейту, а здоровенный черный фагот и озабоченно дул в него, округляя глаза и щеки. Звука я не слышал. Похоже, не все шло гладко.

Я покрутился туда-сюда, давая будде понять, что, мол, вот я здесь. Наконец он меня заметил, и я увидел, как у него образовалась дополнительная пара рук, но гораздо более прозрачных, чем те, которыми он держал фагот. Не прекращая своих, судя по его озадаченному виду не очень удачных, попыток выдуть мелодию, он небрежно метнул в меня чем-то блестящим. В межбровье обожгло и вспыхнуло.

Я вывалился из видения и обнаружил, что Ната давно и с любопытством рассматривает место у меня над головой. Все стало ясно без слов.

 — Ты представляешь – кундалини! А будда, как заклинатель змей, играет на флейте!

 — Это не флейта, а твои верхние центры. Он увидел кундалини и пытается тебе их продуть, чтобы выпустить ее наверх. Но будда тонкий, а загрязнения грубые!

Я моментально сообразил, в чем дело, и тут же дыханием, точно направленным в исходящий из родничка шпиль, попытался продуть канал изнутри. Над головой стало заметно легче. Я закрыл глаза и полностью перенес внимание в пространство над головой, ожидая увидеть будду, удовлетворенно играющего на флейте. Однако все было иначе.

Будда стоял возле золотистого шпиля, критически осматривая его сверху донизу. От него исходило чувство удовлетворения выполненным долгом, успешно сданным экзаменом и долгожданным освобождением. Похоже, он даже улыбался. Я тоже посмотрел на результат нашей совместной работы.

На равных расстояниях друг от друга на шпиле располагались небольшие, напоминавшие пагоды крыши. Верхушка заканчивалась расходящимся конусом и торчащим из него густым пучком жил, похожих на оптические волокна.

Из-под козырька каждой крыши на меня удивленно выглядывало по одному глазу. Видимо, их я изначально принял за дырочки волшебной флейты. Я открыл глаза и покачал головой, отчетливо ощущая над макушкой солидную полевую башню, развернутую волшебной силой кундалини.