Я брел по безлюдному темному ночному городу. Вокруг ни души. Через несколько кварталов однообразные дома и ровные, выстланные мрамором тротуары привлекли мое внимание своей неестественно стерильной чистотой.

Отработанным приемом контроля реальности я вошел в осознанное сновидение и, чтобы зафиксировать в нем свое присутствие, раскинул руки в стороны, высоко подпрыгнул и взлетел.

Сегодня набор высоты давался необычайно легко, и, поднявшись повыше, я перешел на горизонтальный полет. Все вроде шло хорошо, но полет не доставлял удовольствия. Причиной тому был туман.

Глубокий сизый цвет и густота делали его похожим на выхлоп изношенного дизеля. Я поднялся еще выше в небо и оказался вровень с крышами темных небоскребов, возвышавшихся над туманом, поглотившим город.

Сил становилось все меньше. Для удержания осознанности мне требовался отдых. Я сбросил скорость, спустился на крышу, по инерции пробежал вдоль карниза, сделал несколько шагов в поисках подходящего места и уселся на краю, непринужденно свесив ноги в пустоту.

Сколько было видно, внизу все заполняла серо-сизая мгла с кое-где выступающими башнями небоскребов. Картина, в целом непривлекательная и даже угрюмая, не могла надолго занять мое внимание.

Через минуту силы восстановились и я решил продолжить полет. Сгруппировавшись для прыжка, я наклонился вперед и сильно оттолкнулся ногами. Вдруг внезапная тяжесть придавила мои плечи. Я оказался обездвиженным и прижатым к карнизу.

Дернувшись раз, потом другой, я понял, что просто так вырваться не получится. Попытка проснуться тоже оказалась неудачной. Я с трудом поборол накатившую панику и попробовал оглядеться.

Со мной произошла жуткая метаморфоза. Место моего привычного, человеческого тела заняла какая-то птица. Судя по всему – сова.

Я был совой! У меня были мощные когтистые лапы в перьевых штанах-клешах бежевого цвета. Позади виднелся бежевый хвост, очевидно, тоже принадлежавший мне. Больше ничего не удавалось рассмотреть из-за давившей на плечи тяжести.

Кряхтя от напряжения, я попробовал развернуться, чтобы всетаки увидеть источник сковавшей меня силы. Давление, сковывавшее меня, на мгновение ослабло, и мне все-таки удалось обернуться.

Позади меня стояла громадная, отдаленно напоминавшая журавля птица. В тумане ее оперение неестественно ярко сверкало и переливалось всеми цветами радуги, вызывая в памяти давно позабытый образ сказочной жар-птицы.

На голове журавля блистала усыпанная драгоценностями массивная золотая корона. Несмотря на свой непропорционально большой размер, корона, судя по всему, не доставляла своей хозяйке неудобств. На груди птицы красовался тонкий узор в виде замысловатой тибетской мандалы.

Надо бы поймать жар-птицу, как принято в сказках, подумалось мне, но пока обстоятельства складывались противоположным образом. Жар-птица плотно охватывала весь мой корпус своей лапой с жуткого вида когтями, зачем-то украшенными перстнями размером с орех. Ее огромный клюв был направлен на меня, и в пристальном взгляде ее темно-прозрачных глаз читалось одновременно и любопытство, и удивление.

Чувствуя, что от жар-птицы не исходит агрессии, я взглянул на нее в упор и изо всех сил рванулся. В ее когтях мое усилие выглядело беспомощным трепыханием.

И все же она ослабила хватку и затем, размахнувшись, подбросила меня высоко в небо. Я пару раз кувыркнулся, как вынутый из сумки и пущенный сильной рукой птицелова голубь, расправил крылья и застабилизировал полет.

Очумело покрутив головой, я обнаружил себя так высоко в небе, что из виду пропали и небоскребы, и туман, и даже город. Картина вокруг утратила четкость, поплыла, размылась, я мягко проснулся и открыл глаза:

 — Ну и манеры у них, однако! – было первым, что мне пришло в голову.

В осознанных сновидениях со мной случалось всякое… Но это… явственность и в то же время сказочная необычность произошедшего выходили за рамки всего, что мне удавалось видеть. И особенно превращение меня в сову. И кто эта жар-птица, почему я ее никогда раньше не видел?

Я сел в кровати, с некоторым волнением откинул одеяло, посмотрел на ноги и пошевелил пальцами. Слава Богу, никаких перьев, все на месте и без изменений.