Титаническим усилием я заставил остановиться мыслительный поток, грозивший испортить сегодняшний визит, и стал задавать вопросы в порядке их поступления, невзирая на положение в воображаемой иерархии. Первый из них относился к сновидению накануне моего первого прихода к СВ.

Во сне я общался со священником, но мне запомнился почему-то только его обширный живот и массивный крест тонкой работы на нем. Учитывая комплекцию СВ, у меня не возникало сомнений, что сон был именно о нем.

Я поделился увиденным и задал вопрос о смысле креста и крестного знамения, о том, как этот символ взаимодействует с подсознанием и как влияет на все остальное. СВ с явным трудом дослушал мою тираду и шумно вздохнул.

 — Видите ли, – он привычно перешел на сладкое сипение, вероятно, стараясь меня умиротворить, – изначально крест, о котором вы спрашиваете, – шестинаправленный. Он выглядит, как три отрезка, пересекающихся своими серединами под прямыми углами. Получается такой вот объемный крест. В старину его использовали, чтобы определить общее состояние человека. Его можно собрать из простых веточек. И если провести им перед человеком сверху вниз, то веточки завибрируют. По вибрации можно судить о состоянии энергетики.

 — Как при лозоходстве?

 — Да, совершенно правильно, только по телу человека. А крестное знамение выравнивает полевую структуру.

 — А как же распятие? Он пожал плечами.

 — Это отношения к делу не имеет. Ну, посудите сами. Первые христиане использовали шестинаправленный лапчатый крест. Какое отношение он имеет к распятию? Никакого. А к полевой структуре человека – прямое, – сказал СВ, делая непривычное для моего слуха ударение на первое «о» в слове «полевой».

Мне хотелось расспросить подробнее и прояснить картину, но я почувствовал, что ответы на первый вопрос открывают путь к огромному пласту знаний, не доступному пока для моего уровня понимания, и решил задать следующий.

 — А чем отличается осознанное сновидение от обычного, как научиться в него входить уверенно  и контролируемо? – задал я заранее подготовленный вопрос, незаметно намекая на свою продвинутость.

Где-то в глубине полуприкрытых глаз СВ промелькнула ехидная искорка, но внешне он остался бесстрастен и опять начал благостно сипеть:

 — Видите ли, во время осознанного сновидения ваше сознание как бы расслаивается, за счет чего вы перестаете быть участником событий сна в полном объеме. Ваше сознание приобретает вид некоторой иерархической структуры. Поэтому возникает возможность воспринимать происходящее как бы со стороны и подчинять события своему контролю.

Ответ меня несколько озадачил и опять оставил неудовлетворенным. Я ожидал услышать что-нибудь о параллельных мирах, но понял, что и второй выстрел попал в «молоко». Стараясь извлечь хоть что-нибудь из поднятой темы, я выдал:

 — Ну, хорошо, а осознанные сновидения полезны, вредны, опасны, как?

 — Каждый расценивает по-своему. При вхождениях в осознанные сновидения хорошо развивается структура сознания. Вы получаете возможность как бы переключаться со ступеньки на ступеньку и получать доступ к разной информации. Сознание становится устойчивее, информационный канал – надежнее, и можно увереннее считывать информацию с полевых структур Земли.

Ответ опять оказался чересчур далеким от моих энигматических ожиданий и выглядел каким-то местечковым. Определенно, я рассчитывал на большее и в то же время не мог отделаться от впечатления, что смысловая нагрузка того, о чем говорил СВ, лежит в какой-то иной плоскости, мне пока не доступной. Я мысленно перегруппировался и решил задать вопрос практического толка, касавшийся точки сборки, движение которой, согласно Кастанеде, давало возможность путешествовать во снах.

 — У меня вопрос о точке сборки, – решил я еще раз вернуться к давно занимавшей меня теме, но в ответ услышал то же, что и в прошлый раз:

 — А что это?

 — Ну, как же вы не знаете? Она же описана у Кастанеды. Самая яркая точка в коконе, расположенная за спиной между лопатками на расстоянии вытянутой руки, – выпалил я заученный текст.

 — Самая яркая в коконе? Хм… – он недоуменно и несколько картинно стал рассматривать пространство вокруг меня. – Ну, если самя яркая и именно в коконе, то сейчас она расположена здесь.

Он приблизился ко мне и ладонями обхватил воздух за шеей. От его движения вокруг шеи возник жгут, он моментально надулся и стал нешуточно давить. Я утратил возможность разговаривать, и мне пришлось изо всех сил сопротивляться давлению воротника, грозившего меня задушить. СВ убрал руки, и воротник ослаб. Он вернулся на свое место и опять благостно продолжил:

 — Видите ли, у человека много внешних полевых центров. Вы со временем сможете научиться их видеть. Все они по-разному светятся в зависимости от самого человека и от его состояния. В одном случае это одни центры, в другом другие… – он развел в стороны свои руки гигантского младенца, – поэтому трудно выделить что-то определенное. Так что… Вы пока научитесь работать с пятым уровнем, – сказал он, грузно поднимаясь из-за стола и давая понять, что аудиенция окончена.

Разрывая тишину, из-под стола раздался звон падающих бутылок.

 — Вот блин! Совсем забыл, – всполошился СВ, полностью утратив свою размеренную благостность, – надо же уборщице и охраннику отдать! Понанесли! От… елки, совсем забыл!

Он извлек из-под стола несколько полиэтиленовых пакетов и стал выкладывать из них бутылки с шампанским, вином, коньяком, коробки конфет. Потом быстрыми движениями рассортировал подарки обратно по пакетам, схватил их и с неожиданной для его массы прытью исчез за дверью. Через полминуты он опять появился и сообщил, что за ним приехали друзья.

Мы шли к выходу по гулкому коридору опустевшего учреждения. Я предпринял еще пару попыток задать ему заготовленные вопросы, но СВ, не дослушав, помотал головой, напомнил мне о работе со стихами и, попрощавшись, зашагал в сторону ожидавшей его машины.