Мы с Натой шли по набережной вдоль моря, и я взахлеб рассказывал о полевых кольцах и шарах. Я всегда ей что-то рассказывал. Она слушала меня с внимательно-сосредоточенным выражением лица, которое, видимо, давало ей возможность думать о своем, не создавая мне комплексов радио.

Впрочем, она утверждала, что это не так, для большей убедительности периодически вставляя в разговор нужные поправки. И хотя все выглядело очень правдоподобно, я не мог отделаться от ощущения, что меня не слушают. Прямо как Штирлиц и пастор Шлаг в «мерседесе» в горах Швейцарии – иногда думалось мне.

Мы остановились у парапета над обрывом. Отсюда открывался отличный вид на залив. На дальнем берегу отблескивал окнами подсвеченный послеобеденным солнцем новый жилищный массив. Буксиры деловито рассекали морскую гладь, оставляя за собой расходящиеся белые буруны. Вдоль причалов с громадными кораблями маневровые локомотивы двигали спичечные коробки железнодорожных вагонов.

Вдали виднелся порт Южный и трубы такого «любимого» гринписовцами припортового завода. Совсем далеко, почти сливаясь с линией горизонта, на рейде стояли едва различимые корабли.

 — Вот и получается, что эти круглики, они везде, – говорил я, – вот давай посмотрим на во-он те дальние дома. Серый контур вокруг крыш видишь? – спросил я, хотя сам еще не успел собраться, чтобы хоть что-то рассмотреть.

 — Окантовка такая дымчатая? Ну, вижу, – прозвучало как-то очень обыденно,– я когда-то про нее еще у СВ спрашивала. Ты что забыл? Он же еще сказал, что так выглядит какая-то временнáя структура.

 — Ну да, ну да, – нетерпеливо повторил я. – А теперь смотри внимательней. Над домами должны быть круглики, про которые я тебе говорил.

Ната замерла, глядя на дома, стоящие на той стороне залива. Я тоже уставился на них. Может, благодаря приобретенному навыку, а может, потому, что дома находились очень далеко и их можно было наблюдать целиком на фоне неба, через минуту я увидел шары, составленные группами прецессирующих колец.

Шары висели над крышами на высоте примерно одной трети от высоты дома. Они были самых разных размеров и число колец у всех просматривалось разное.

 — А-а, да-а, вижу, – протянула Ната, не меняя положения головы, – да, да. Такие кресты. Из колец получаются, когда они поворачиваются. Да, точно. И у всех разные. Там больше, там меньше. Да, слушай как классно! – наконец она оторвалась от созерцания.

 — И такие диски есть у всего. У людей, животных, механизмов и даже атомов.. Мы им как бы снимся. Эфирному шарику снится, что он и электрон на орбите, и ядро.

 — Атому, что ли, снится?

 — Ну да, хотя, кто его знает. Может, атом только физикам снится. Когда я искал материал по теме открытия атомного ядра, то наткнулся на удивительную вещь. Оказывается в действительности никакого атома с ядром не существует. То есть экспериментально ничего подобного не обнаружено. Просто выдумка Резерфорда. Для объяснения своих экспериментов по рассеянию частиц он, что называется от ума, предложил планетарную модель атома. Не понятно, может, он в тот момент Герберта Уэллса начитался или Жюля Верна. Но зато потом он продвигал свою модель очень жестко. Бора курировал, направлял его на путь истинный. Хотя, по сути, электронные орбиты – ребра элементарных дисков, а ядро – место их пересечения, их точка сборки. Понавыдумывали тут физику: Резерфорд – атомное ядро, Аристотель – энергию, Майкельсон с Морли эфир не обнаружили, у Эйнштейна скорость света предельная. А теперь выясняется, что информация между спутанными элементарными частицами передается быстрее. Кто знает, может быть, атомный взрыв получается в результате принудительного извлечения «огня изнутри» материи, точнее, света… Да, вот так вот… – я перевел дыхание. – Элементарные кручения собираются в шаровидные кластеры, а уже им снятся предметы или живые существа. И у кораблей, кстати, эти интегральные круглики должны быть обязательно. Давай посмотрим…

Наши усилия увидеть хоть что-то наподобие поля у стоящих возле причала кораблей не давали результата, возможно, из-за отвлекающей суеты на причалах или солнечных бликов на поверхности воды. К тому же ракурс был выбран не очень удачно. На корабли приходилось смотреть сверху и с близкого расстояния, не позволявшего охватить картину, целиком. Но совсем другое дело корабли на дальнем рейде.

Уже через минуту мы увидели круглик у одного из них. Вначале он создавал впечатление огромного, раздутого бризом серого паруса, но потом все стало на свои места. Колыхания дымчатого «паруса» над танкером оказались не чем иным, как прецессирующими дисками.

Круглик плавно менял свое положение, располагаясь то поверх надстройки на корме танкера, то немного позади нее, опасно нависая над морем. Наконец он качнулся и обустроился над серединой корпуса. Теперь круглик больше походил на огромный воздушный шар, привязанный прозрачным шнуром к палубе корабля, и его диски лениво поворачивались то в одну, то в другую сторону.

В поле нашего зрения появился буксир. Это было новое и крупное в своем классе судно. На длинном канате он тянул за собой неизмеримо больший по размерам, чем он сам, плавучий кран. Невзирая на существенную разницу в габаритах, буксир действовал решительно и напористо.

 — Слушай, мне кажется или оно на самом деле? – промычал я, стараясь удержаться в видении. – Круглик у буксира где?

 — Ну, как где, впереди наполовину, выступает перед носом.

 — Значит, я правильно вижу. И кольца у него так движутся… Интенсивно и однообразно, как мотор.

 — Ну да, он же тянет этого бездельника. Вон у него шар сидит на кране и почти не шевелится.

 — Наверное, он быстрее вращается, когда кран работает. Или, тьфу, наоборот. Кран работает, когда кольца быстрее крутятся.

 — Ух, ты! Ух, ты! Смотри, чайки!

 — Мэртва чайка? Дэ, дэ? – я завертел головой, глядя в небо.

 — В пузырэ… Она летит в пузыре, видишь? Вокруг нее пузырь, и она в нем летит. О, тоже круглик. Там такой крестик поворачивается. Правда, его плохо видно, он путается с чайкой и крыльями, но если

присмотреться, то можно заметить. И ему, наверное, снится, что он чайка, – задумчиво сказала Ната.

Я мотнул головой:

 — Ну, теперь понятно… Теперь понятно, для чего древние мореходы на носах своих кораблей ставили головы богов. Просто чтобы круглик корабля лучше видел, куда плыть. Во время рейса он сдвигался вперед и фигура на носу должна была, что ли…

 — Что, «что ли»? – видя, что я завис, глядя в пространство перед собой, Ната дернула меня за палец руки. – Ну, что «что ли»? Говори уже…

 — Оживать? – я вздрогнул от пробежавшей по мне волны. – Может, они со своим кораблем как-то общались? Скажем, круглики людей взаимодействовали с кругликом корабля и у них получалась даже не команда, а единый организм.

 — У меня тоже идея. Давай, знаешь что, давай пригласим Диму к нам, скажем, просто на торт, и сможем нормально пообщаться без посторонних ушей на работе.

Окрыленные новыми идеями и перспективами, мы зашагали по Приморскому бульвару.