10. Mухи в голове
Я взялся за дело без промедления. Но, увы, дальше вопроса о смысле жизни продвинуться никак не удавалось. Я увеличивал мощность ума на передачу и повышал его чувствительность на приеме, вел беспощадную борьбу с неконтролируемыми мыслями, придумывал разнообразные вопросы – ничто не помогало.
Теперь в момент передачи меня всего едва не подбрасывало полем, буквально выстреливавшим вверх, а на приеме уровень ментального шума удалось существенно понизить, хотя тишина давалась нелегко. Я научился пресекать напевание дурацких песенок, перестал муссировать чужие соображения, научился прослеживать на большую глубину источник происхождения «своих» мыслей.
Активная деятельность давала мне повод думать, что я неплохо продвинулся в преодолении внутреннего диалога. Но, видимо, требования к степени ментальной тишины и умственного контроля, необходимые для работы с инфоуровнями Земли, были неизмеримо более серьезными, и я продолжал истончаться еще больше.
Оказалось, что в ментальном теле, несмотря на устранение наиболее наглых «квартирантов», творится полный хаос. Совершенно бесполезные, неизвестно откуда бравшиеся мысли слонялись в уме, не обращая на меня – его владельца – никакого внимания. Похоже, они считали именно себя полноправными хозяевами ментального пространства.
Обрывочные мысли, периодически сталкиваясь, рождали дурацкие каламбуры, похожие на юмор популярных передач. Если каким-то образом сюда подмешивались эмоции, то смесь становилась клейкой и пачкающей. Увязая в эмоционально-ментальной каше, полезные и конструктивные соображения приобретали депрессивный оттенок.
Порой они пробивались на поверхность уже совсем обессиленные в виде шокирующих суждений, неуместных острот и эпатирующих выходок. Положение требовало срочного вмешательства. В первую очередь я применил тратаку.
В темной комнате, расположившись на полу напротив свечи, установленной на табурете так, чтобы неподвижное пламя было прямо против глаз на расстоянии примерно метра, я предался созерцанию. Некоторое время ушло на привыкание глаз к контрасту света и темноты.
Понемногу физические ощущения успокоились и уравновесились. Вокруг огонька проступила радужная сфера. Еще через некоторое время появилось и стало нарастать ощущение парения. Я закрыл глаза.
Линия горизонта осталась далеко внизу. Между мной и землей проплывали сероватые облака мыслей. Я осторожно перевел на них внимание. Поглощенные своими играми, они клубились, не замечая меня. Совсем как обычные облака, мысли принимали произвольные формы, и только от фантазии зрителя зависели их внутренний смысл и содержание.
Порой создаваемые формы были настолько реалистичны, что, казалось, они вот-вот поглотят мое внимание полностью. Понаблюдав за их игрой издалека, я решил исследовать их поближе. Переведя внимание на область, непосредственно прилегающую к голове, я обнаружил бесцельно слоняющиеся сероватые сгустки липкого тумана. Они казались совершенно самостоятельными и не обращали на меня никакого внимания.
Через минуту в их поведении стала прослеживаться система. Движение сгустков по-прежнему ни о чем мне не говорило, но все же в нем можно было выделить некий общий принцип. Как только у меня возник вопрос об их мотивах, тут же из ниоткуда пришел ответ на него: «Мысли перемещаются в направлении более высокого потенциала для подпитки».
«Паразиты! – промелькнуло в голове. – Надо рассмотреть их в упор».
Я переключил увеличение воображаемого микроскопа и навел резкость на сгустки тумана. Увиденное едва не выбросило меня из созерцания. К горлу подкатила волна отвращения. Перед моим внутренним зрением предстали похожие на слепней насекомые. Плотно прижимаясь головами друг к другу, как пчелы в улье, они сосредоточенно поглощали субстанцию из темно-малиновой лужицы, прилегавшей к поверхности мозга.
Вдруг стало ясно, что темно-малиновая лужица и есть тот потенциал, о котором шла речь в неведомо откуда пришедшем ответе. Вот откуда выражение «мухи в голове»! Оказывается, это не образ, а вполне реальная картина! Ха! А может, они и есть те самые пресловутые кастанедовские флайеры! Сейчас я их…
Первый порыв их смахнуть или прихлопнуть наткнулся на вопиющий факт. У меня не было ни хлопушки, ни липучки, даже подуть на мух было нечем. Я беспомощно барахтался в попытках сделать хоть что-то, но придумать ничего не мог.
Даже напротив. Малиновый источник засветился ярче, и слепни еще плотнее прильнули к нему, издавая тихое удовлетворенное жужжание. Видимо, началось поглощение энергии, потраченной на активизацию ума, в целях уничтожения мух-слепней – флайеров.
«Ну нет, сдохнете вы у меня с голоду!» – пронеслось в голове. Лужица тут же озарилась красноватыми искрами и расплылась до размеров небольшого озерца. Мухи от неожиданности отпрянули, как от выстрела пробки шампанского, и тут же с шумным энтузиазмом кинулись обратно. На пиршество слетались все новые гости.
С трудом удерживая себя в созерцании, я перестал плохо думать о паразитах.
«В конце концов, они мои, увы, собственные», – забросил я им мысль.
Темно-малиновый очаг заметно пригас. По рядам слепней прокатилось разочарование.
«Плохие они или хорошие – мне до них нет дела. У них своя жизнь, у меня своя. Каждый ее поддерживает, как может», – продолжал рассуждать я.
К моему удивлению, источник плавно поменял цвет. Теперь он имел желтоватый оттенок с легкой примесью зеленого. Слепни нехотя стали пятиться. Некоторые из них, утратив к лужице интерес, отвернулись, другие вообще пропали из поля зрения. На ум пришли слова дона Хуана о том, что по мере роста сознания и развития безупречности, человек становится для паразитов несъедобным и они покидают его.
Окончательно перестав думать о слепнях, смешивая волевые импульсы с воображением, я придал источнику как можно более чистую зеленую окраску. Слепни, разочаровано озираясь по сторонам, покрутились на месте и, огорченно шевеля усиками, разбрелись в поисках новой пищи.
Я сделал несколько полных дыханий и с выдохом открыл глаза. Продолжая неподвижно сидеть и удерживать необычную легкость в теле, я запоминал результаты погружения. Тихонько скрип нула дверь, и в комнату, осторожно ступая, зашла Ната. Я потянулся
и шумно вдохнул, давая понять, что созерцание закончено.
— Ты уже все, можно включать свет?
— Угу, – промычал я, не раскрывая рта, и зажмурился. Под потолком вспыхнула люстра.
— Ну и что ты там рассмотрел? – полюбопытствовала Ната.
Я поделился увиденным. Прежде всего выяснилось, что в оценках себя и своих возможностей я проявлял избыточный оптимизм. Взаимодействие с информационными полями Земли требовало качественного скачка в развитии, для чего нужны были новые, еще не известные «потусторонние» умения. Их следовало обнаружить, вырастить и развить.
А для этого в первую очередь требовалось расчистить и упорядочить рабочее пространство, избавиться от мыслей-паразитов, поглощающих свободную энергию и лишающих полевые структуры возможности роста. После увиденного я почему-то представлял себя похожим на картофельный куст, изъеденный колорадским жуком.
Ната ничуть не удивились.
— Я же говорила, что у тебя – мухи, а ты не верил, – со смехом заявила она, – ну ничего, можно подумать – мухи! Ты знаешь, я, когда на наших соседей смотрю, у них в головах мне вообще змеи чудятся. А когда они у себя там дерутся и бросаются стульями, так это просто целые анаконды! Наверняка паразиты разные бывают.
— М-дя, хорошая перспективка… Вот так, растут картофельные клубни себе под землей, растут и никак не могут в толк взять, отчего им так нехорошо. Да что там картошка. Когда человек физическим телом болеет, температура там у него, суставы крутит, рвота и прочее, он что делает? Таблетки глотает, чтобы паразитов вывести. А вот когда у него заскоки, мысли дурацкие, реакции неадекватные, то он говорит: «Такой вот я, и делайте, что хотите». Он не выясняет, что это за «я» и откуда оно именно такое взялось, а просто бросается на защиту своих умственных паразитов. Потом начинаются «букеты» на физическом плане. У каждого, наверное, найдутся такие знакомые. У них радикулит, полиартрит, шовинизм, метеоризм и еще хрен знает что. Лабораторные работы для врачей всех специальностей. Их обожрали так, что они уже еле ходят, а все свою, в смысле ихнюю, паразитскую, линию гнут. А попробуешь им что-нибудь сказать, сразу начинается: «Никто не имеет права лезть в меня, в мой мозг!». Конечно, никто. Кроме мух. Они позволения не спрашивают и всегда сообщают пациенту, что он должен думать, чтобы стать вкуснее.
— Знаешь, правдоподобно. Но отчего они сами не занимаются избавлением от паразитов?
— От того же, что и все другие. Паразиты не доступны их вниманию, как колорадские жуки клубням картошки. А они рады стараться – раскачивают и без того хлипкий умишко, а потом с аппетитом наворачивают красную энергию. Дальше – больше. А когда, как сейчас говорят, «моск съеден», человек до чего хочешь дойдет. Как там у суфиев: «Когда аллах хочет наказать человека, он лишает его разума, остальное человек делает сам»? Похоже, что человек еще чаще сам лишает себя разума, без помощи сверху.
— Вообще-то, странно. Должен же человек получать от этого хоть какое-то вознаграждение?
— Так оно есть! Извращенное, но все-таки есть. Когда мухи пьют и закусывают, возникает ощущение потока, силы, которой можно доверять и на которую можно перекладывать ответственность. Правда, поток сам по себе грязноватый, но зато всегда дает повод для поиска врагов. Состояние аффекта или помрачения – всегда готовая отговорка для себя и окружающих. Мол, ситуацию не контролировал, зато накаты были неслабые. Позиция этакого инфантильного переростка с разбалансом силы и сознания. Ладно…
— Но отчего бы нам не подключиться к чему-нить светлому, голубо-розовому?
— К информополям Земли, например? Опять же – нечем. Паразиты обожрали – обожрали паразиты. Круг замкнулся. И в нем доступны только грубые удовольствия. Прав был Кастанеда – не может человек просто так подняться выше уровня, указанного паразитами. Завшивело человечество – завшивело… Вот почему пропадает вкус к жизни. Нечем воспринимать – «моск съеден». Знаешь, я как-то читал рассказ о контакте с инопланетянами. В нем ученые просили детей-контактеров выяснить – отчего пришельцы избегают общения со взрослыми. Дети принесли ответ, не понятный ни им самим ни ученым. Пришельцы говорили о страхе заразиться некими паразитами разума. Теперь понятно, о чем шла речь. Видимо, заразные мысли вовсе не художественный образ.
— И что же делать, таблеток ведь нет?
— Таблеток нет, а способ есть – просто не генерировать поля для их подпитки. Стать несъедобными. Как у Патанджали, читтавриттиниродхах – прекращение деятельности сознания.
— Не поняла, в животное состояние вернуться что ли?
— Да нет же. Речь идет о том, чтобы прекратить неконтролируемую деятельность сознания.
— Брр! Кто же кем будет управлять? Человек же и есть сознание?
— Не знаю. Не думаю. Может быть, имелась в виду неконтролируемая деятельность ума? Хотя тот, который в человеке, заявляет о себе: «я» не есть тело, чувства или мысли. Значит, есть основания полагать, что он не есть сознание. Просто сознание пока не удается исследовать и на подсознание удобно все списывать.
— Ну, кто он не есть понятно. А кто же он есть?
— Это мы узнаем, когда поднимемся над своим сознанием. Поставим его под контроль.
— Под чей?
— Под свой.
— Так кто этот «я»?
— Говорю же, пока не знаю.
— И как я поставлю «я» под контроль?
— Тоже не до конца понятно. Ясно одно – надо перестать тарахтеть. Чтобы выявить в себе чувства, надо перестать дергаться телом. Чтобы начать соображать, надо устранить чувства. Чтобы нащупать сознание, надо перестать думать, прекратить внутренний диалог. Значит, чтобы обнаружить еще более высокую ступень себя, надо, наверное, прекратить деятельность сознания? Хотя бы на время.
— А чердак не уедет?
— Риск есть. Поэтому еще одна задача – сделать процесс контролируемым и обратимым. Хотя я не думаю, что может быть серьезная опасность. Скорее нормальный, в нашем понимании, человек больше похож на психа. Кстати, когда ум дисциплинируется, мухи расползаются в поисках других, более аппетитных клиентов. Некому становится чердак раскачивать. И уже не они задают допустимый уровень развития сознания, а ты сам. Если мы способны контролировать ум, то вероятность движения нашей «крыши» меньше, чем у нормального пользователя. Хотя все равно надо быть осторожным. Одно не понятно, откуда изначально паразиты берутся, может, как и многое другое, из детства?