Теперь практика йоги приобретала совсем другой, новый смысл. Простые, самые обычные физкультурные последовательности  наполнились весомым мистическим содержанием. Подъем прямых рук вверх перед собой прочерчивал продольный диск, опускание через стороны вниз простраивало поперечный, балансирование в ласточке фиксировало продольный луч, вытягивание тела между пальцами выпрямленных рук и ног уплотняло и стабилизировало вертикальный луч.

С помощью исходящих из пальцев рук и ладоней лучей я научился обнаруживать неоднородности своих полевых оболочек и осознанно взаимодействовать с ними, что с особенной легкостью удавалось во время выполнения йогических последовательностей. В урдхвамукхашванасане тело омывалось нисходящим потоком дождя, а фиксация бакасаны нагревала солнечное сплетение на восходящем потоке огня, бандхи усиливали течение потоков по нади, а мудры удерживали и встраивали их в энергосистему.

Но самыми интересными и интригующими были светящиеся цветные пятна, полоски и волокна, возникавшие перед внутренним зрением каждый раз, как только, выполняя асану, я закрывал глаза. Если раньше их появление толковалось мной как побочный эффект на сетчатке глаз от физических нагрузок или как результат неконтролируемой мозговой активности, то теперь стало ясно – так обнаруживают себя элементы внутренних полевых структур кокона, засвеченных энергиями изначальных потоков

 Понемногу выяснялось, какие участки дисков следует дорабатывать. Места с рыхлой структурой светились слабо, и придание им правильной формы требовало больших усилий. Там, где диски были выстроены полностью, внимание скользило по сверкающим кромкам легко и непринужденно.

Со временем три базовых диска стали не только осязаемыми, но и, к моему удивлению, управляемыми. Выяснилось, что предвестником эмоциональных перекосов и нелинейностей восприятия служат отклонения в дисковой структуре.

Внешние негативные воздействия в первую очередь нарушали ортогональность шестинаправленной структуры, кокон деформировался и его начинало трусить. Тогда на душе, которая по-гречески психея, становилось тревожно, волнение запускало внутренний диалог, сопровождаемый изматывающим страхом, вызывая истерические реакции и агрессивные выпады…

Со временем диспропорции и перекосы поля отражались на кондициях физического тела через зажимы, напряжения, тряски и блокировки. Устойчивые и продолжительные деформации кокона порождали дурные привычки, придавали вздорность характеру, неадекватность поведению и уверенно вели к принятию ошибочных решений, усугубляющих и без того проблемные ситуации и в жизни, и в психике. Последней жертвой упрямого потакания перекосам всегда оказывалось здоровье.

Необходимость поддержания правильной формы полевых тел служила стимулом к овладению навыками взаимодействия с ним. Со временем я научился восстанавливать ортогональную конфигурацию системы прямым волевым усилием, и привнесенный дискомфорт тут же улетучивался, не оставляя следа.

Но если многие эффекты были предсказуемы, то один из них оставался необъяснимым. После практики асан во время созерцания силы появилось новое устойчивое видение – распятие. Оно выглядело совершенно четко, и не было никакой нужды ни напряженно концентрироваться, чтобы его рассмотреть, ни тем более что-то додумывать.

На фоне светящегося бело-голубого креста явственно виднелась гипсово-белая человеческая фигура. Ее руки, разведенные в стороны вдоль горизонтальных лучей креста, могли слегка смещаться вверхвниз. Голова располагалась посредине верхнего луча, а перекрестие проецировалось чуть выше солнечного сплетения. Странно, но человек вопреки ожиданиям не выглядел страдающим или испытывающим какие-то неудобства. И если бы не вертикальное размещение

распятия, то можно было бы сказать, что фигура не столько висит на кресте, сколько лежит на нем.

Спустя некоторое время выяснилось, что человек на кресте весьма подвижен. Он мог поднимать и опускать руки, сводить и разводить ноги, шевелить ступнями, поворачивать голову. Принимаемые позы придавали его телу удивительное сходство с витрувианским человеком великого Леонардо.

Что за видение посещает меня, связано ли оно с религией, почему человек на распятии не может его покинуть? Вопросы опять громоздились друг на друга, но не было никакой возможности получить на них ответы. Дима застрял в командировке где-то на периферии, и его возвращение то из-за отсутствия оборудования, то по организационным причинам переносилось из недели в неделю. Дорога к СВ с вопросами, не относящимися к здоровью, была закрыта на неопределенное время. Оставался один выход – изучать тему самостоятельно.

Я возобновил привычку добираться на йогу в одиночестве и мысленно готовить последовательности асан в дороге. Впрочем, теперь у меня появился помощник – витрувианский человек. Он был неутомим в практике асан и мог безостановочно принимать причудливые позы в самых разнообразных последовательностях, существенно облегчая работу моего воображения.

Многое из того, что он выполнял с восхитительной легкостью, оказывалось мне физически не доступным, но все же я старался поспевать за ним. Не ускользнуло от внимания и то, что при содействии моего нового помощника виртуальная подготовка существенно повлияла на ход реального тренировочного процесса. Прямых объяснений существующей взаимосвязи между нами я не находил, но факт оставался фактом.

Витрувианский человек послушно и даже охотно по моей команде выполнял требуемые действия. Мало-помалу он утратил свою гипсовость, начал покрываться позолотой и со временем окончательно сделался текуче-золотым.

Естественным развитием наших отношений стала мысль о синхронизации движений моего воображаемого друга и физического тела. Результат приятно удивил. Втекание в асаны стало процессом гораздо менее мучительным, а положения тела, удававшиеся с относительной легкостью, наконецто начали приносить удовольствие.

В конце одного из наиболее успешных занятий, добившись какой-то особой легкости в теле, я воспарил. Нет-нет, не в воздухе.

Просто внимание, подхваченное восходящим потоком, поднялось по позвоночнику, прошло сквозь родничок головы и устремилось еще выше. Совершенно расслабленные глаза покоились под сводом черепа, не отвлекая от наполнившего голову видения.

Передо мной появились скрещенные в сиддхасане ноги какогото человека. Самого обладателя ног подробно рассмотреть не удалось, но с ногами, видимыми совершено явственно, происходило нечто удивительное.

Ноги непринужденно приняли позу лотоса, затем из окружающей бархатной темноты появились кисти рук и мягко легли на колени, соединив большой и указательный пальцы в джняна-мудре. Через некоторое время произошло новое движение: ноги вышли из лотоса и их ступни так же непринужденно разместились на солнечном сплетении в танасане. Еще через несколько секунд, видимо, найдя и это положение не достаточно удобным, ноги разомкнулись, скрестившись за головой их обладателя.

На мгновение в промелькнувшей вспышке света мне удалось рассмотреть торс и голову владельца  ног. От увиденного  я едва не утратил контроль. Оказалось, что это совсем не витрувианский человек, успевший стать моим близким знакомцем.

Передо мной предстал совершенный йогин, от которого исходили запредельная, царственная отрешенность и сила. Благородного вида ступни с драгоценными браслетами на щиколотках, грациозно скрещенные за головой в ажурной золотой короне, украшенной рубинами и изумрудами, смотрелись не только уместно, но и казались в тот момент единственно возможным естественным положением. Пониже ключиц сверкнули бусы и золотой нагрудник, усыпанный драгоценными камнями. Однако больше всего поразило его лицо.

Одновременно изящное и устрашающее, оно отчасти походило на тибетскую бронзовую маску, но почему-то с европейскими чертами, без огней, клыков и черепов. Оба глаза маски были закрыты, но из межбровья на меня в упор смотрел вертикально расположенный глаз, в котором промелькнуло удивление.

Видение существа пропало. В бархатном тумане можно было различить только предплечья и кисти рук йогина. Его ладони широким движением зачерпнули пригоршню чего-то невидимого и, сложившись лодочкой, осторожно вылили содержимое мне на макушку. Сопровождаемый восхитительным звоном, похожим на звук бесчисленного множества трианглов, в родничок хлынул поток маленьких серебряных шестинаправленных крестиков.

«Ом»! Занятие было закончено.