Решительными движениями я изображал на листе бумаги схему устройства мира, по ходу давая пояснения Диме. Он предельно внимательно всматривался то в рисунок, то в меня.

Что происходит, думал я, если он пытается разобраться, то это похвально, но как-то странно у него выражается интерес.

 — Вот здесь у нас будет информация, а с этой стороны – неинформация. Посредине они перемешиваются и образуют эмульсию. Информация и неинформация не взаимодействуют непосредственно. Они могут только образовывать что-то наподобие взвеси.

Дима, поблескивая очками, периодически кивал, давая понять, что ему ясно происходящее на рисунке. В его движении головой было что-то раздражающее, но я, погруженный в объяснения, никак не мог взять в толк, что именно меня выводит из равновесия.

 — Вот, – продолжал я, – теперь поставим граничные условия. Для информации получим область в состоянии абсолютно плотной информации, – говорил я, кружком выделяя на рисунке сокращение «АПИ», – а для неинформации соответственно абсолютно неинформационное пространство – «АНП».

Я заметил, что мой тон окончательно приобрел лекционный оттенок и, решив, что, возможно, оно и к лучшему, продолжил:

 — Теперь рассмотрим среду с абсолютно плотной информацией. Здесь каждый элемент имеет полное представление о любом и каждом из элементов всего множества. Каждый о каждом. А это возможно только в том случае, если элементы АПИ получают сообщения синхронно. Как только что-либо происходит в сколь угодно удаленной области АПИ, оно тут же становится известным во всем АПИ каждому из ее элементов. Информация распространяется без ошибок и задержек. А поскольку в среде с абсолютно плотной информацией нет задержек, то в нем нет и времени.

Дима очередной раз кивнул, сверкнув стеклами очков. И тут я понял, что меня раздражало. Он кивал так, как будто принимал экзамен. Или даже нет…

Он кивал так, как кивает воспитательница детского садика, внимательно слушающая стишок в исполнении своего лучшего воспитанника на утреннике Восьмого марта, отмечая каждое верно рассказанное четверостишие утвердительным движением головы, сопровождаемое внутренним «так».

Странно, подумал я, наверное, все юниксоиды интеллектуальные снобы. Или он просто не в состоянии оценить излагаемый материал? Я продолжал рисовать и рассказывать, пока не перебил сам себя:

 — Тебе еще не надоело? Как только надоест, ты сразу говори, потому что я могу вещать на тему информации до бесконечности.

Дима наклонился ко мне почти в лицо, опять утвердительно кивнул и, едва раскрывая рот, произнес трудноразличимое «хорошо».

Раздражение улетучилось, и мы продолжили.

 — Вот. Теперь, что касается абсолютно неинформационного пространства. Здесь ситуация прямо противоположная. Каждый элемент не имеет никакого представления о существовании другого элемента. Таким образом, все элементы абсолютно неинформационного пространства будто зависают в непрозрачной среде, испытывая своего рода одиночество. Каждый из них как бы заперт в темном чулане. Никакие сообщения извне к ним не поступают. Но штука в том, что элементы АНП в один прекрасный момент узнают о существовании друг друга, внезапно сталкиваясь. Наверное, это можно сравнить с двумя слепыми, идущими по темной улице в темном-темном городе, чтобы удариться лбами. В момент касания они узнают о существовании друг друга. Чем больше столкновений, тем больше информационный обмен. Но они не сталкиваются по всем направлениям одновременно. У них есть свои приоритеты. Поэтому в пространстве образуется информационный градиент. Информационная неоднородность. Та самая информационная взвесь, о которой мы говорили в самом начале. Мы, люди, находимся в каком-то промежуточном положении между крайними состояниями информации. И в общем и целом задача человека – уплотнение информации. Так сказать, движение от тьмы к свету. Вот так вкратце, чтобы было понятно. Ну, дальше там идет движущая сила Времени, Закон…

На последнее заявление Дима отреагировал как-то по-новому.

 — А как ты их понимаешь?

 — Давай про Время и про Закон на следующем занятии? – снисходительно улыбнулся я. – Ты, мне кажется, принес что-то запаять?

Дима, словно не слыша меня, опять спросил:

 — А как ты свои разработки применяешь?

Раньше вопрос подобного рода убил бы меня наповал. Никакой практической ценности в рассуждениях об информациинеинформации я до сих пор не видел. Но теперь, после знакомства с СВ, все стало по-другому. Мне было, что предъявить, и я так небрежно бросил:

 — Ну, например, стихи из информационных полей считываю, записываю…

 — А есть что-нибудь посмотреть? – оживился Дима.

 — Ну конечно, – я открыл файл со стихами, – вот тут разные. Про что хочешь? Вот, например, архетипы планет. Про Марс там, про Юпитер, вообще про все планеты. Я их записывал, чтобы в астрологии поглубже разобраться…

Дима отодвинул меня от экрана и погрузился в чтение, периодически кивая головой. Потом повернулся, улыбнулся в очки, не глядя взял со стола так и не запаянную плату, опять почти не размыкая губ, произнес «хорошо» и, сославшись на ожидающие его важные дела, ушел.