— Ну, хорошо, – продолжал я допытывать Диму, только что вернувшегося из командировки, – витрувианский человек – шаблон, человеческая матрица, а где он находится в коконе?

— На пересечении кокона и ножки основного вихря, – Дима отвечал охотно, но было видно, что он еще не успел полностью прийти в себя после путешествия.

— А откуда она берется?

— Человеческая форма? Предоставляется планетой, на которую ты проключен.

Я проключен на планету? Вопросов по-прежнему не убывало, и, видимо, их число начнет сокращаться не скоро.

— В данном случае на Землю? – проявил я чудеса сообразительности.

Дима утвердительно кивнул.

— Ты имеешь в виду, что на других планетах и у других существ другие шаблоны? – продолжал допытываться я.

— Да.

— А кто их создает?

— Планета, – голос Димы начал становится опасно отрешенным, что указывало на неверно выбранное направление разговора.

— Но зачем человеческую форму распинают на кресте? Каждый несет свой крест?

Дима опять оживился, с интересом посмотрев мимо меня.

— Ну, почему распинают? Крест его поддерживает, служит опорой, структурирует. Скорее, наоборот, каждого по жизни несет его крест, а человеческая форма, транслируемая планетой, – матрица идеального состояния.

Я запнулся, вспоминая непринужденную фиксацию витрувианского человека на кресте и то, как увеличилась его подвижность за время занятий.

— Идеальная? Отчего же все люди, кхм… такие разные?

— Отражение матрицы искажается в пузыре рассогласования в зависимости от соотношения хаос–упорядоченность в каждом из них.

— Но если человеческая форма создается Землей, то значит, Богоматерь – Земля, Гея?

— Да, – кивнул Дима, – поэтому на ней каждое утро следует регистрироваться.

Я перевел дыхание:

— Это еще как?

— Просто. Становишься в тадасану. Мысленно вытягиваешься ступнями и макушкой между центром Земли и зенитом и делаешь акцентированный выдох через родничок. Можно выполнить легкую трибандху. Будешь пробовать?

Я встал с кресла выпрямился, хрустнув костями, поднял прямые руки над головой, сложил ладони и направленно выдохнул в макушку. Легкая волна прошла сквозь голову, затем через ладони, сорвалась с кончиков пальцев, и все. 

Я с разочарованным выдохом опустил руки и тут же получил сильный и горячий удар по пяткам. Мощная волна прокатилась по ногам, позвоночнику и опять ушла вверх через макушку. Меня тряхануло еще пару раз, потом фонтан пузырьков, мурашек, мягкая магнитная  волна, и все наконец затихло.

Я оторопело посмотрел на Диму. Не дожидаясь вопроса, он сообщил:

— Вот теперь ты зарегистрировался. Утром можешь мысленно добавлять приветствие с пожеланием благополучия всем живым существам и модулировать им восходящую волну. То же самое с Солнцем.

— А что регистрация дает?

— Земля и Солнце тебя замечают и поддерживают в течение дня как авторизованного пользователя. Помогают выстраивать стечения обстоятельств.

Вдруг на меня нахлынули картинки из прошлого:

— Помнишь, я тебе рассказывал про Шурика, теорию информации-времени, помнишь, я говорил, что нас трусило, когда мы находили ответы на вопросы? Это же надо! Ощущения именно такие, как тогда! А вот причина, интересно, та  же – взаимодействие с планетой?

— Да. Для получения ответов вы неосознанно выстраивали свою полевую структуру, и когда она принимала правильное положение, в голову приходили ответы из хроник Акаши, а по спицам прокатывались волны планетарной энергии. Структуры у вас далеки от совершенства, поэтому вас трусило. А что?

— Как что? Это же… – воскликнул я и, вспомнив о своих новых открытиях, понизил голос. – А что за человек у меня вот здесь, наверху? – спросил я, показывая пальцем в пространство над головой, – он действительно есть или мне показалось?

— Не, не показалось. Там находится будда, – ответил Дима так, словно речь шла о соседе по лестничной площадке.

— Угу, будда… Он что, прилетел посмотреть, как проходят у нас занятия по йоге?

— Личный будда – твой куратор. Он всегда здесь. Он ставит задачи и помогает их решать.

— Куратор? – переспросил я. – А кто его назначает?

— Тимур Тимурович, – Дима улыбнулся в очки, – помнишь у Пелевина, там тибетское казачество грузилось на белых слонов?

Я утвердительно кивнул.

— Ну, так вот, – продолжал Дима, – ты – слоник, которого личный будда ведет по жизни.

— Ну, знаешь… – у меня перехватило дыхание, – ну, знаешь, я вообще-то не в претензии, но почему он не выходит на связь, почему мы о нем ничего не знаем?

— Как правило, слоник еле бредет, будде скучно и он дремлет. Ему не надо прилагать в этом пространстве усилий, и его внимание в основном вынесено в пространство будд.

— А почему же он на меня так удивленно посмотрел?

— От неожиданности, наверное. Ну, представь: едешь ты на слоне. Дремлешь. И вдруг слон поворачивает голову и начинает говорить с тобой человеческим голосом, – было видно, что Дима очень доволен своим объяснением.

— А в чем состоит его руководящая роль?

— Во всем. Он назначает воротики, в которые слоник должен пройти.

— Воротики? – переспросил я.

— Да, жизненные задачи, требующие от тебя решений.

— А если слоник заупирается, что тогда?

— Слоник обязательно пройдет в назначенные воротики. Не в этой жизни, так в следующей. Попыток будет столько, сколько потребуется.

— А что он мне в голову высыпал? Какие-то крестики? Дима внимательно осмотрел пространство вокруг меня.

— Да, есть. Они нужны для поддержания ортогональности шестинаправленной структуры. Ты их теперь можешь использовать.

— Каким образом? Тоже всыпать на кого-то?

— Да, они помогают депрессию убирать, обеспечивают анестезию при травмах, защиту и общий позитив.

— А как это делать?

— Обыкновенно. Мысленно формируешь облако из крестиков и с выдохом передаешь.

— Ага, – я собрал серебристое облако крестиков вокруг ладони и с выдохом направил в Диму.

— Да, правильно. Интересный звон.

— Ты его тоже слышишь? Дима утвердительно кивнул.

— Ладно. А почему он такой страшный?

— Кто, будда? Он твое отражение. Витрувианский человек – это то, чего ты уже достиг, а будда указывает направление развития. Свет из прошлого проходит по ножке через шаблон, через тебя, через твой кокон и так далее, создает отражение в пространстве вероятного будущего. Меняешься ты – меняется будущее.

— А я что – страшный?

Дима оценивающе, как в первый раз, посмотрел на меня.

— Внутренне. Немного. Можешь напугать.

— Интересно, если еще есть куда стремиться, то почему все волшебники в один голос говорят о необходимости потери человеческой формы?

— Ты уже начал ее терять.

—  Я?!

— Когда ты начал йожить шаблон, он зашевелился…

— И поэтому поменялся цвет и материал с гипса на золото?

— Да, через центр шаблона теперь поступает больше света.

— И значит, я растаю в воздухе? – спросил я с наигранным волнением.

— Нет, тело будет существовать. Ну, и человеческая форма тоже не растворяется. Просто она дополняется новыми светимостями. Апгрейд.

— О, хорошо, может, и я наконец-то поумнею…

— Да, но не сразу, – успокоил меня Дима.

— Слушай, – осенило меня, – а самовозгорание людей и огонь изнутри имеют общую основу?

— Это близкие процессы. А ты думал, почему от тибетских монахов после смерти остаются только ногти и зубы?

— Ага… Но как же я все-таки поумнею? – вернулся я к своему животрепещущему вопросу. – Умнеют головой, а точка сборки – это же анахата, верно? Если свет усиливается по точке сборки, то до головы он не добивает, так?

Дима устало посмотрел на меня. И я подумал, что он подумал, что, видимо, свет действительно до головы не добивает и, наверное, поумнею я не очень скоро.

— В окно между домами смотрел? И что – ничего? – перевел Дима разговор на другую тему.

— Ну, как сказать… Ничего. Вокруг домов то ли серые разводы, то ли контуры. Ну, как аура вокруг того цигуниста на Большом фонтане, помнишь, я тебе рассказывал. Разве это правильно? Дома ведь каменные, – вдруг в моей голове довольно отчетливо прозвучало «та сам ты каменный», – хотя, может, еще раз попробовать, а?

Дима отошел от окна и расположился сбоку. Я опять уставился в промежуток между домами. Небо затянула серая пелена, и мне удалось хорошо расслабить глаза. 

Серый контур вокруг домов проявился почти сразу. Вдохновленный успехом, я еще больше расслабил зрение и сфокусировал внимание. На периферии стали пролетать знакомые серебристые дождевые капли нисходящего потока. 

Давление в середине лба усилилось, и я ощутил исходящий из нее конический вихрь. Прошло еще секунд двадцать, а может, и минута. И, о чудо! В сером небе появился крест. Диагональный и такой же дымчато-серый, как контуры вокруг домов, он был виден не больше секунды, но успел произвести неизгладимое впечатление.

— Крест! – вздрогнул я.

Дима удовлетворенно кивнул. Повисла пауза, и я вдруг почувствовал себя заглянувшим на тот свет, совсем как персонаж гравюры Фламмариона, нашедший место, где небо и Земля соприкасаются.